Бродский, И.А. [автограф]. Часть речи: Стихотворения 1972–1976 / Иосиф Бродский. - 1-е изд. - Анн Арбор: Ардис ...

Бродский, И.А. [автограф]. Часть речи: Стихотворения 1972–1976 / Иосиф Бродский. - 1-е изд. - Анн Арбор: Ардис, 1977. - [4], 113, [1] с.; 21,5х14 см.
На авантитуле стихотворная дарственная надпись автора: “Людмиле Штерн / Рукою сделанные строчки! / Вам не припасть к ночной сорочке / Людмилы, как мерзавцу Витьке,/ ее терзающему титьки. / Ступайте все же в дом к Людмиле./ Войдя, скажите так: / Не мы ли отныне новые скрижали? / Хотим, чтоб нас к груди прижали” / Иосиф / 6 марта 1977 г. / Ann Arbor”. В художественной издательской обложке.
Первое издание сборника. История появления автографа рассказана в книге Людмилы Штерн “Поэт без пьедестала. Воспоминания об Иосифе Бродском” (М., 2010, c.34): «...после одного случая я решила просто раззнакомиться с Иосифом Бродским. Однажды позвонил Иосиф и сказал, что через три дня появится в Бостоне: в городской Публичной библиотеке у него будет литературное чтение. <...> Бродский стоял у подъезда библиотеки. Он курил и болтал со своим приятелем и переводчиком, поэтом Дереком Уолкоттом, тоже будущим Нобелевским лауреатом. Увидев подлетевших, с трудом переводящих дыхание, нас, он небрежно кивнул: «Привет... Дерек, познакомься с типичными представителями третьей волны...». Дерек улыбнулся и пожал нам руки. Мне показалось, что меня ударили по лицу. Я на секунду оторопела, потом взяла Витю под руку: «Мы уходим». Я потянула его за собой, мы развернулись и пошли к своей машине… Разумеется, в самом причислении нас к представителям третьей волны (хоть типичным, хоть нетипичным) нет ничего обидного. Мы они и есть. И представить нас приятелю в этой ипостаси мог кто угодно... Но не Иосиф Бродский, не «наш Осенька». Для него мы ни в коем случае не являлись представителями чего бы там ни было. Для нас у него должны были найтись другие слова. Иосиф позвонил в тот же вечер: «Людка, чего ты взбесилась на ровном месте?». Уверена, что он прекрасно знал, в чем дело. Я сказала, что у нас гости, извинилась и повесила трубку. Через несколько дней от него пришла бандероль: никакого письма, только две книжки: «Часть речи» и «Конец прекрасной эпохи». Я растрогалась, мир был восстановлен, и с тех пор Бродский унял по отношению к нам обретенное величие».